Интервью Ларисы Хавкиной с Владимиром Ворошиловым
| Про тяжелый характер Ворошилова ходят легенды. Он и сам их с удовольствием
поддерживает - то поведением в эфире, то рассказами о том, что живет с
женой в разных квартирах. Характер у ведущего "Что? Где? Когда?"
- и правда не сахар, автор "Здравствуйте" убедилась в этом на
собственном опыте. С настроением тоже не повезло. Оно у господина крупье
было явно неважное, и для начала Ворошилов от души пожелал:
- Я мечтаю, чтобы на всех вас, журналистов, наконец-то наступила цензура. - А на вас? - И на нас. Это вторая моя мечта. Вы присутствуете при историческом моменте. С сегодняшнего дня я становлюсь ретроградом и мечтаю о тотальной цензуре и о том, чтобы снова было Гостелерадио. - Есть причина? - Меня можно обвинять в отсутствии таланта, в том, что моя программа находится в упадке, что деньги испортили "Что? Где? Когда^", да черт знает в чем еще, но меня нельзя обвинить только в одном - в том, что я делаю нечестную игру. А именно это и сделала ваша газетенка. ("КП", к слову сказать, ни в чем Владимира Яковлевича не обвиняла, а довольно мягко покритиковала "Что? Где? Когда?" за нововведения в виде хороводов и масок. Заметка пришлась господину крупье не по душе. - Прим. ред.). |
Моя мама, которой скоро исполнится 90 лет, постоянно уговаривает меня продолжать работать. Ей очень нравится "Что? Где? Когда?" и, конечно, приятно каждый раз обсуждать программу с подружками. И сколько раз я ни собирался уходить с телевидения, мама все время меня уламывала.
Меня часто приглашают поприсутствовать на записях разных программ, и я там постоянно слышу такую дежурную фразу: "Снимаем пятнадцатый дубль прямого эфира", что, конечно, довольно забавно.
После каждого выпуска "Что? Где? Когда?" этого сезона на НТВ шла реклама программы "О, счастливчик". Ну и слава Богу, что шла. Только зачем в этой рекламе говорить, что "О, счастливчик!" - единственная честная игра, результат которой зависит от человека, а не от рулетки? Ведь на одном же канале работаем. |
- Болезненно реагируете на критику?
- Есть вещи, на которые нельзя не реагировать. И я еще раз повторяю, что очень желаю; чтобы все было, как раньше. Потому что свобода всякого вранья гораздо хуже любой цензуры.
- Бог с ней, с цензурой. Скажите лучше, зачем вам понадобилось Гостелерадио?
- Я недавно разбирал архив и наткнулся на любопытную вещь. Когда-то я написал в газету статейку, в которой изложил взгляды на прямой эфир. И знаете, что было дальше? Назавтра я получаю письмо от Сергея Георгиевича Лапина, который тогда руководил телевидением. Он пишет, что его заинтересовали мои взгляды и он приглашает меня, чтобы их обсудить. Так вот скажите мне, пожалуйста, кому-нибудь из нынешних хозяев телевидения интересны мои взгляды?
- Это вам надо у них спросить.
- Да в гробу они видели меня и мои взгляды! Их волнует только рейтинг и какие-то коммерческие вопросы. И совершенно не волнует то, на что я трачу свои силы и время.
- С советского телевидения вас увольняли дважды. Сложно представить, что вы всерьез считаете, что раньше было лучше.
- Ну если уж честно говорить, то раньше было хуже. Но только с одной стороны. Да, меня увольняли. С другой стороны, я хотя бы знал, за что меня увольняют. А сейчас я вообще ничего не знаю. Я чувствую себя подопытной свинкой, над которой сидит человек с секундомером и говорит: "Прыгай! Но если прыгнешь влево - штраф, вправо - штраф, а если вперед, то не вздумай превышать скорость".
- Невостребованность?
- Да, я чувствую себя невостребованным. Судите сами: "Что? Где? Когда?" - это единственная из игровых программ, которая действительно выходит в прямом эфире. Остальные передачи, что бы ни говорили их авторы, выходят с задержкой как минимум на десять - пятнадцать минут, чтобы успеть вырезать самые неудачные моменты. Но у меня сложилось такое ощущение, что настоящий прямой эфир, который мы делаем в "Что? Где? Когда?", никому на телевидении особенно не нужен. Нужна кассета. А в записи ли мы это сделаем или будем корячиться в прямом эфире, это уже все равно.
- Так, может быть, стоит упростить себе жизнь и перестать корячиться в прямом эфире?
- Я физиологически не могу работать в записи. Я засыпаю. Прямой эфир - это другое искусство, и ничего общего с консервированным телевидением оно не имеет. Но поскольку, повторяю, никому все это особенно не нужно, я принял решение уйти.
- Уйти с НТВ или вообще с телевидения?
- Вообще с телевидения.
- Вы готовы бросить то, чем занимались 25 лет, и из-за проблем с хронометражем взять и уйти?
- Готов.
- Вы уже проинформировали об этом канал?
- А почему я должен их об этом информировать? У меня нет по отношению к НТВ никаких обязательств. Они перестраховались и заключили со мной договор на один сезон. Я его отработал.
- И чем вы собираетесь заниматься?
- Чем заниматься, я найду. Буду продолжать думать. Не важно, о чем. Что-нибудь напишу. Возможно, как раз о прямом эфире.
- Эфир, как известно, наркотик. Вы ломок не боитесь?
- Я их испытываю каждый раз, когда заканчивается игровой сезон. Только я это называю не ломка, а отходняк. Физические и моральные мучения я переживаю еще примерно месяц после окончания игр. Возникают самые настоящие болезни, которые потом, правда, куда-то исчезают. Так что телевидение - это и на самом деле наркотик. Бывают во время игры такие минуты и секунды, когда ты вдруг понимаешь, что случилось нечто неповторимое. Вот хоть сто человек будут пытаться это повторить, а не смогут. Поэтому я не только сам знаю, но и врачи меня предупреждают, что ломка будет страшная. Я вот вам говорю сейчас о том, что закончил свою работу на телевидении, но мой организм в это пока не верит.
- Я тоже. Тем более что в одном из недавних интервью вы сказали, что намерены доработать до начала XXI века, то есть до зимних игр 2000 - 2001 года, когда вам исполнится семьдесят лет, "Что? Где? Когда?" - 25 да плюс еще два ваших творческих юбилея. Разве не так?
- Да. Да. Да. Схватили вы меня за жабры. Черт-то что. Уж больно много юбилеев. Так что, возможно, моего нынешнего запала и желания .уйти хватит лишь на то, чтобы отказаться от летней серии. Но надеюсь, что зимние игры 2001 года я все-таки проведу.
- И что потом?
- Я пробовал передать "Что? Где? Когда?" другому человеку. Этот человек уже многие годы во время игры сидит рядом со мной. Он изучил механизм этой программы, у него есть свой взгляд на "Что? Где? Когда?", и это хорошо, потому что он не будет повторять меня. Но многим мой выбор, наверное, покажется странным, поскольку имя этого человека, что называется, из другой колоды. Может быть, поэтому все мои попытки передать ему игру были пока не слишком удачными.
- Это Борис Крюк?
- Да. У него, конечно, имидж такого взрослого мальчика да и "Любовь с первого взгляда", которую он вел, - программа несколько иного жанра, Но еще будучи пятилетним, он уже считал очки и раунды в "Что? Где? Когда?". Он вырос на этой игре. Он единственный, кому я могу передать свою программу. И я это сделаю.
- Вы хотели бы что-то серьезно поменять в "Что? Где? Когда?"?
- А я все время и меняю. Могу попробовать холодную воду, могу горячую, могу животик погладить, а могу и постегать. Моя профессия - изучать людей в разных коллизиях.
- То есть ваше настроение, которое вы так наглядно демонстрируете в каждой программе, зависит от той коллизии, которую вы решили опробовать?
- Нет, настроением я управлять не могу. Это выше моих сил. Вот прочитал я накануне одного из выпусков то, что ваша газета про меня написала, и пришлось игрокам похлебать моего настроения!
- В последней программе этого сезона произошла странная история. Один из спонсоров неожиданно задал вопрос, который был, мягко говоря, не самым подходящим для "Что? Где? Когда?". Для вас это тоже было неожиданностью?
- Да, это была совершенно скандальная ситуация. И виноват в ней только спонсор, который не согласовал с нами заранее свой вопрос. Ведь дело-то не в проверке, а в игровой составляющей вопроса. Создать его формулу гораздо сложнее, чем потом на него ответить. Но это был прямой эфир, поэтому я выкрутился, как смог, но вопрос тем не менее прозвучал. Хотя он, конечно, не должен был появиться в игре.
- В этом сезоне вы за кого болели - за молодых или за "стариков"?
- "Старики" забронзовели давно. Забронзовели, осточертели, если не сказать более грубо. Когда начали играть молодые, я за них зацепился, вдруг почувствовав, что мне как будто лет стало меньше. Появился какой-то интерес. Было видно, что ребята хотят играть, а не просто получить что-то от игры. Молодые сунули "старикам" клизму. Но тут и "старики" помолодели. Друзя я просто перестал узнавать. Я думал: все, он совершенно уже безнадежен. А он вдруг взял и заиграл блестяще. Вот тут я заколебался и начал приглядываться к "старикам". Так что здесь было зигзагообразное боление.
- За телезрителей вы когда-нибудь болели?
- Случалось. Помните, в этом сезоне у нас был потрясающий вопрос, который прислал один сантехник? Мы его даже на финал пригласили. Вот за него я болел. Еще раз убедился в том, что знания, образование, профессия к интеллекту никакого отношения не имеют. Интеллект - это ведь просто ум. И этот наш сантехник, хоть и работал под дурачка, а сов-сем неглупый. И глаз у него хитрый. Ну, в общем, наш человек.
- Напоследок все-таки хочу спросить про маски, в которых знатоки играли весь этот сезон. Вы сами-то довольны экспериментом?
- Еще в те стародавние времена, когда игра шла на книги, мы как-то в финале устроили маскарад. И мне показалось, что это удачная идея. С тех самых пор я каждый год предлагал своей группе опробовать маскарад во время игры, но каждый раз меня отговаривали. А в этом году я посмотрел фильм Стэнли Кубрика "Широко закрытые глаза", в котором есть потрясающий эпизод с масками, еще больше загорелся идеей, и, как ни странно, группа со мной согласилась. Мне показалось, что такой вариант игры был небезынтересным. Доволен ли я? Да, потому что наконец воплотил свою идею. Но это все же не тот прием, который стоит повторять.
Лариса ХАВКИНА.